Но эта мера оказалась излишней: в шаге от двери Ева обернулась, потому что больше не могла сдерживаться.

— Ну, хорошо. Черт возьми, ты победил! Да, я несчастна. Ты этого добивался? Я не могу спать, не могу есть… Во мне словно что-то сломалось, я даже работаю через силу! Ты доволен?

Рорк почувствовал, что тиски, сжимавшие его сердце, стали давить слабее.

— Чем мне быть довольным?

— Но ведь я же пришла, правда? Я пришла, потому что больше не могу так! — Она дотронулась до цепочки, висевшей на груди. — Я ношу эту проклятую штуку…

Он взглянул на бриллиант, переливавшийся таинственным огнем.

— Я же говорил, что тебе пойдет.

— Ты ничего не понимаешь, — пробормотала она, отворачиваясь. — Я чувствую себя полной идиоткой! Ну ладно, буду идиоткой. Я перееду сюда, буду терпеть этого злобного старика, которого ты называешь своим дворецким, буду носить этот бриллиант, потому что… — она запнулась, закрыла лицо руками и внезапно разрыдалась. — Не могу я этого больше выносить!

— Ева, ради Бога! Не надо плакать!

— Я просто устала, — она раскачивалась из стороны в сторону, пытаясь успокоиться. — Устала, вот и все…

— Ну, отругай меня! Швырни в меня чем-нибудь. Обзови.

Он попытался ее обнять, но Ева напряглась и резко отстранилась.

— Не надо. Я сейчас сама успокоюсь.

Рорк не стал ее слушать и притянул к себе. Она снова попробовала отпрянуть, но он не отпускал ее. И тогда Ева судорожно обняла его, прижалась к его груди.

— Не уходи! — Она прильнула щекой к его плечу. — Не уходи от меня…

— Никуда я не уйду. — Рорк ласково гладил ее по спине, по волосам. Есть ли что-нибудь более пугающее, думал он, чем сильная женщина, которая плачет? — Я все время был здесь. Я люблю тебя, Ева, люблю так сильно, что сам удивляюсь.

— Ты мне нужен! Ничего не могу с собой поделать. И не хочу.

— Вот и хорошо. — Он немного отодвинулся, дотронулся рукой до ее подбородка. — Придется нам обоим с этим смириться, Я действительно не могу без тебя.

— Но ты же только что сказал, чтобы я ушла!

— Я запер дверь, — Рорк чуть заметно улыбнулся и коснулся губами ее губ. — Должен признаться, если бы ты потерпела еще несколько часов, я бы сам к тебе пришел. Я как раз сидел здесь и пытался уговорить себя этого не делать. И тут ворвалась ты. Я готов был на колени перед тобой встать!

— Но почему, Рорк? — Она дотронулась ладонью до его щеки. — Ты же можешь заполучить любую женщину.

— Почему? — Он наклонил голову, словно задумался. — Трудный вопрос… Может, все дело в том, что ты такая тихая, покладистая, так безупречно умеешь себя вести? — Ева улыбнулась, и ему было приятно это видеть. — Нет, это, кажется, о ком-то другом. Наверное, все из-за того, что ты смелая, у тебя пытливый ум, обостренное чувство справедливости и доброе сердце.

— Это тоже о ком-то другом.

— Нет, любовь моя, это — о тебе. — Он поцеловал ее в губы. — Но главное даже не в этом. Важно то, какая ты — твой запах, твоя кожа, твой голос… Ты меня победила. Мы с тобой обо всем поговорим, — он провел пальцем по ее еще мокрой от слез щеке. — И постараемся сделать так, как будет лучше нам обоим.

Ева судорожно вздохнула.

— Я люблю тебя, — вдруг сказала она и испугалась. — Боже!

Рорку показалось, что его окатило свежим, чистым летним ливнем.

— Вот видишь: сказала — и даже не запнулась, — заметил он.

— Кажется, нет… Может, я привыкну?

Ева запрокинула лицо, ища губами его губы. Поцелуй был долгим и страстным. У нее перехватило дыхание, стучало в висках, она даже не слышала собственных слов.

— Сейчас, — сказала она, протягивая руку к поясу его брюк. — Немедленно!

— Немедленно, — согласился он и стал стягивать с нее рубашку. Они оба упали на ковер и покатились, слившись в объятии. Рорк стал поспешно расстегивать ее джинсы, а она впилась зубами ему в плечо. Он почувствовал шелк ее кожи, ее тепло, а потом словно пелена упала — и не было уже ничего, кроме безграничного желания.

Нежность, ласки — все это отступило на второй план. В них обоих была сейчас только неудержимая страсть.

* * *

Ева проснулась в его кровати. Сквозь жалюзи пробивался утренний свет. Не открывая глаз, она протянула руку и поняла, что рядом с ней уже никого нет.

— Как, черт подери, я здесь оказалась? — спросила она вслух.

— Я тебя принес.

Она распахнула глаза и увидела Рорка. Он стоял у кровати и смотрел на нее.

— Принес?!

— Ты заснула на полу. — Он наклонился к ней, провел пальцем по ее щеке. — Нельзя работать до изнеможения, Ева.

— Ты меня принес… — повторила она, спросонья не в силах понять, стоит смущаться или нет. — Кажется, мне жаль, что я этого не видела.

— У нас будет достаточно времени, чтобы разыграть это представление еще много-много раз. Но ты меня серьезно беспокоишь.

— Со мной все в порядке. Только… — Взгляд ее упал на часы около кровати. — Боже мой! Уже десять! Десять утра!

Она стала поспешно вылезать из кровати, но Рорк остановил ее.

— Сегодня воскресенье.

— Воскресенье? — Ева недоуменно потерла глаза. — Кажется, я потеряла счет временя. Да, на службу идти не надо, но тем не менее…

— Тебе нужно было выспаться. А теперь следует подкрепиться. Нельзя жить на одном кофеине.

Он взял с ночного столика стакан и протянул ей. Ева с сомнением посмотрела на светло-розовую жидкость.

— Что это?

— Выпей, это полезно. — Рорк поднес стакан к ее губам. Можно было дать ей эту энергетическую смесь и в таблетке, но она терпеть не могла все, что походило на лекарство. — Эту штуку разработали в одной из моих лабораторий. Месяцев через шесть она поступит в продажу.

— Это эксперимент? — спросила она недоверчиво.

— Вполне безопасный. Во всяком случае, пока еще никто не умер.

— Очень смешно! — нахмурилась Ева, но все-таки покорно осушила стакан. И сразу почувствовала себя посвежевшей и полной сил. — А теперь мне надо в участок — поработать с делами.

— Прежде всего тебе надо отдохнуть. — Рорк поднял руку, отметая все возможные возражения. — Хотя бы денек. Даже полдня. Было бы лучше всего, если бы ты провела это время со мной, но, если хочешь, можешь и одна.

— Так и быть. Наверное, пару часиков я могу выкроить. — Она потянулась к нему и обняла его за шею. — А что ты придумал?

Он усмехнулся и повалил ее на кровать.

* * *

Ева позвонила в участок и нисколько не удивилась груде сообщений, дожидавшихся ее. Воскресенье давно перестало быть для нее выходным днем. Сообщения оставили Надин Ферст, наглец Морс, родители Ивонны Меткальф и Мирина Анжелини.